Приблизившись к компании, недовольно отметил разбросанные вокруг них фантики от конфет — не люблю посторонние предметы на летном поле, еще со службы в прежней жизни осталось. Впрочем, я свинство и без привязки к аэродрому не любил, предпочитая не сорить на улице.

— Мусор собрать! — опередив меня на миг, скомандовала Истомина.

Вот она — разница менталитетов! Сконфуженные окриком командира летчицы рьяно кинулись поднимать яркие бумажки, а стоявшие рядом парни даже не шевельнулись, флегматично наблюдая за возней штурмана и второго пилота, хотя сами тоже наверняка бросали обертки на траву. Хотя может и нет — медовая ириска вряд ли удостоилась внимания Макса, с детства страдавшего аллергией на мед, а Мишка уже три недели подряд жаловался на зубы, и вряд ли за те четыре дня, что меня не было в Муромцево, ситуация поменялась — до моего отъезда он на все наши попытки заманить его к стоматологам обивался как мог. Стоявший на одной из оберток Сашка спокойно проследил, как Ульяна отлепляет фантик от его ботинка. Я сам собрал несколько оранжевых бумажек — мне не западло, и сунул в карман — ближайшая урна располагалась в здании, а до него топать и топать.

Под суровым взглядом Али экипаж ушел в самолет, а я обратился к парням:

— Кто сегодня с нами?

— Я, господин капитан! — гордо выкрикнул Сашка Панцырев, шутливо отдавая мне честь, — Но я не с вами, я вторым бортом.

Пока что на каждое окно с нами летал представитель КБ. Съемка боев велась, но военных больше интересовали твари и их повадки, нежели наши машины, плюс нам пленки доставались мало того что в перезаписи, так еще с большой задержкой и со значительными купюрами, поэтому Ван-Димыч считал не лишним поглядеть на некоторые моменты поединка собственными глазами или глазами доверенного лица — самого его отпускали из Муромцево неохотно. Правда в апреле, когда окна повалили косяком, а наша тактика осталась без изменений, сопровождение все чаще делегировалось майору Потеевской. Но сегодня по каким-то соображениям с нами был отправлен Панцырев, который, несмотря на язык без костей, являлся неплохим специалистом.

А мы сами летали на окна двумя четверками, страхуясь запасным составом от несчастных случаев в дороге. Вторая группа, куда уже стали включать новеньких, обычно выдвигалась позже основных защитников и другим маршрутом — об этом мне случайно проговорилась штурман в начале весны.

— А вы? — спросил у друзей.

— Нет, мы сегодня только до борта сопровождаем, и то шеф со скрипом отпустил! — покачал головой Макс, — Сашок сегодня за всех отдувается. У Ван-Димыча новая идея, остаемся мозговать.

— Ясно.

— С богом! Удачи! — пожелал Мишка, тут же словив неслабый подзатыльник от Макса.

— Ну кто так провожает?! — демонстративно протерев о штаны якобы пострадавшую ладонь, Кудымов протянул ее мне, — Ни пуха, ни пера!

— К черту, — со смешком проговорил я стандартный отзыв, глядя на показные страдания Рыбы.

— Ни пуха! — произнес тот. В эмоциях обоих друзей царила разных оттенков тревога и предвкушение, я даже порадовался, что последнее время немного охладевшие друг к другу парни снова на одной волне.

— А я не прощаюсь! — помахал рукой Панцырев, — Наш вылет через час, так что разлука будет недолгой! Скрась ее конфеткой! — и он протянул мне вязкую смерть зубам, от одного вида которой так и тянуло передернуться — есть ее могли только самые отважные индивидуумы.

— Балабол! — ткнул я его в плечо, отворачиваясь к самолету. Метким броском Сашок запулил мне ириску в спину, вынуждая развернуться и пригрозить ему кулаком.

Зайки и Юрьев тоже удостоились традиционного посыла, а потом мы дружно расселись по уже застолбленным за многие рейсы местам и приготовились к дреме.

— Миша, вставай! — ласково погладила меня по спине бабушка. Не адмирал Погибель, а совершенно нормальная бабушка — мама моей мамы, — Вставай, а то опоздаешь!

— Куда?.. — сонно протянул ей в ответ.

— Вста-ва-ай! — бабушка перешла от поглаживаний к энергичным потрясываниям, — Так жизнь проспишь!

Внезапно, еще во сне, осознал, что бабушки тут просто не может быть. И не потому, что я в другом мире, а потому что Тамара Алексеевна давным-давно похоронена на Северном кладбище. Я сам ей крест на могилу варил.

Рывком вынырнул из сна, ощущая, как быстро-быстро колотится всполошившееся сердце. Еще где-то с минуту посидел, успокаиваясь. Вокруг царила идиллия: ровно гудели движки "Мишки", свив гнезда из одеял, спали на своих местах Зайки, где-то сзади похрапывал Юра. Потер горевшее лицо, разгоняя наваждение, и решил пройтись к пилотам — судя по времени на комме, мы уже должны были приближаться к месту, а нас до сих пор не покормили.

Я даже не знаю, что меня повергло в ужас первым: стойкий запах блевотины в кабине, неестественные позы экипажа или что-то еще… Наверное, все сразу. Первым порывом я схватил за плечо второго пилота, но, ощутив под пальцами неживое тело, отдернул руку. Тело, сидящее до моего прикосновения неподвижно, стало заваливаться набок, нелепо повиснув на ремне, разворачивая ко мне искаженное предсмертной мукой лицо.

Дернулся к сидящей ровно Истоминой, но вовремя остановился, наткнувшись на невидящий взгляд. Аля и в смерти осталась профессионалом, поставив руки так, что штурвал застыл в ровном положении, заставляя стальную птицу лететь по прямой. Уже без всякой надежды обернулся к сидевшей за спинами пилотов штурману, окруженной зловонной лужей полупереваренной еды, но внезапно почувствовал в девушке слабое биение жизни. Действие яда — а при отсутствии видимых повреждений на телах Али и Ульяны, особого выбора версий у меня не было, — ослабло с рвотой, и лейтенант еще дышала, скорчившись в своем кресле.

— Марина! — бросился я к ней, перебирая в памяти все памятки из второго, все еще "непереведенного" раздела методички Андрея Валентиновича, полностью относящегося к медицине. Как назло в голову ничего подходящего не приходило. Плюнул и применил на женщину "бодрячок".

— А?.. — подняла на меня мутные глаза Марина и согнулась в новом приступе рвотных спазмов, уделывая мне новенькие, только вчера утром купленные в Москве щегольские замшевые ботинки. "Почти сто рубликов, между прочим! Господи, о чем я думаю?!"

— Лейтенанты! — гаркнул в открытую дверь, — Тревога!

Юрка влетел в кабину первым, опередив даже ближе сидевших Заек. Оценив обстановку, он не дал девчонкам кинуться к Але, тем самым нарушив хрупкое равновесие летящей машины.

— Капитан? — ожидающе спросил он, мгновенно оценив обстановку.

— Сними с Ули наушники и попытайся связаться с сопровождением, — ответил я, все еще занятый попытками "воскресить" штурмана. Наш транспортник обычно летал под прикрытием как минимум двух истребителей, но из-за разницы в скоростях они кружили над "Мишкой", занимая верхний эшелон. Требовалось хотя бы сообщить им о происшествии.

— Чем это нам поможет? — взвизгнула высоким голосом Тушка.

— Тушка, Гая! Драть вас коромыслом, отставить панику! — прикрикнул на них обеих, хотя признаки истерики пока подавала только Наталья. Как ни странно, но приказ подействовал — Тушка перестала нервно заламывать руки, — Срывайте пломбы, доставайте девятки из транспортировочных контейнеров.

— Зачем?! — недоумением повеяло не только от девчонок, но и от накручивавшего колесико настройки Квадрата.

— Если что — будем прыгать!

Подруги убежали в салон, а Юрьев, продолжавший вызывать на всех частотах сопровождение, взглядом потребовал объяснений.

— Пусть хоть чем-то заняты будут, — шепнул я, косясь на открытую дверь, — И потом, если прыгать с невысокой высоты, — от волнения я подбирал первые попавшиеся слова, — есть шанс.

На мое пояснение Квадрат кивнул и снова принялся вызывать "Чаек".

— Есть! — воскликнул он, оторвав меня от Марины. Приступ тошноты у девушки прошел, и она снова впала в забытье, вынуждая меня применить уже второй "бодрячок" подряд.